Орден Святого Бестселлера, или Выйти в тираж - Страница 46


К оглавлению

46

– К поимке Отщепенцев и препровождению оных на каторжные работы без суда и следствия готовы! – отбарабанил заученное тридесятник, о котором сплетничали, что был он прямо из колыбели украден Духом Белой Гориллы с целью усыновления, но к совершеннолетию изгнан приемным отцом за буйный нрав. Правда или нет, только водились за богатырем-тридесятником приступы беспричинного бешенства, когда младшие по званию уносили ноги, а старшие разводили руками. Мяса же он не употреблял, обходясь кореньями, плодами и личинками тамового шерстепряда, за что обрел личное покровительство раджи, убежденного сыроеда и травокушца, страдающего похожими припадками.

– Велите приступать?

Червь кивнул.

Его с самого начала интересовало, почему у лучников нет луков. Копья есть: легкие, с наконечниками в виде ныряльщицы Бюль-Бюль, блаженной великомученицы. Кривые ножи есть. Щиты-плетенки за спиной. А луков нет. Все-таки растяпа этот Снегирь… Зная, что у него плохие зубы, Книжный Червь предпочитал улыбаться с закрытым ртом. Скорее намек, чем веселье. Он давно забыл, что значит веселье. Издевку помнил. Иронию – горькую, злую, – тоже. Насмешку. Сарказм. А расхохотаться просто так, от полноты чувств… Это все голод. Голод. Верный спутник, наматывающий кишки на локоть. Клыкастый надсмотрщик. Пережевывая постылую улыбку, медленно разлагающуюся от неискренности, Червь прислушался к окружающей кляксе. Распад отработанных шлаков еще длился, тело каждой клеткой, каждой порой, разинутой наподобие жадного рта, еще всасывало черную энергию формирования, перерабатывая и распределяя, но чутье подсказывало: клякса начинает сохнуть. Видимо, проклятый Снегирь завершает марать бумагу. Завершил? Отдал текст в производство?! Делается макет?! – пыхтят тупицы-редакторы, сопят лентяи-верстальщики, чешет репу дальтоник-художник; направо и налево, с легкостью только что коронованного императора, раздаются громкие титулы: авантитул, контртитул, шмуцтитул…

Хватит.

Злоба отнимала и без того невеликие силы.

– Значит, так. – Книжный Червь прислушался к складкам кляксы, мгновенно оценивая трепет вероятностной ткани. – Трех лучников в селение портовых домкратов. Пусть ждут напротив барака Плечистой Ы. Еще троих – в харчму Хун-Хуза. И чтоб не наливались фьюшкой! Десяток – в общину яйцекрасильщиков, к Дому Веротерпимости. Остальные – со мной. Бдить в три глаза! Дам отмашку – бежать быстрее лани…

Ла-Ланг готовился к нашествию. Передовые отряды тугриков не сегодня-завтра должны были объявиться в предместьях, и всяк спасался в меру разумения, а также возможностей. Богатеи переправляли семьи с имуществом на Сизые острова, доводя лодочников до кровавых мозолей; люди среднего достатка толпами вступали в армию, надеясь в крайнем случае сдаться с почестями; беднота резала чужих яков, околачивала бананасы и наливалась краденой фьюшкой до отождествления себя с героями древности. Раджа Синг-Синг спешно укреплял одноименную крепость, расположенную на местами неприступной Тарпейской скале; радже во множестве требовались камнеделы, глиномесы, рубщики гранита и чесальщики пяток (в последних нуждался лично Синг-Синг), а местных мастеров катастрофически не хватало. И тогда маг Нафири-су бесплатно посоветовал владыке привлечь на временные работы Отщепенцев. Талант Нежного Червя оказался востребован сверх меры: нелюди, отловленные в указанных им местах, трудились рьяно, подбадриваемые плетьми, количество же Отщепенцев росло не по дням, а по часам. Три торбы казенных башликов были выданы Нежному Червю вкупе со званием Спасителя Отечества II ранга, отряд лучников заменил пятерку хватов, не справлявшихся с обилием заказов, и дело пошло на лад. Крепость хорошела на глазах, готовясь усладить взор неприятеля: кокетливые бойницы, окруженные рикошет-виньетками, подножие сплошь в тесаных рюшах и надолбах, оборки парапетов, откуда стреляли глазами бдительные часовые, и надпись над воротами, выполненная ярко-сиреневым, светящимся ночью пометом птицы Фа: «Смерть иноземным захватчикам!»

Книжный Червь трудился в поте лица, но интересовало его отнюдь не приближение тугриков или милость раджи. Он даже по-прежнему жил в хижине, отказавшись занять подобающий новому званию дом. Отнюдь не из аскетизма, как полагали восторженные глупцы. В дырявой, насквозь прошитой сквозняками хижине было легче питаться, отлавливая распад шлаков. Если бы он мог, не вызывая подозрений, вовсе жить под открытым небом, он бы поступил именно так.

А клякса сохла.

А охота на Снегиря близилась к завершению.

Кто раньше?!

– Доброе утро, Антон! Хорошо ли спалось?

Юноша, сидевший на корточках за спинами лучников, кивнул, преданно глядя на Червя глазами бродячей собаки, обласканной прохожим. Заложник, Антон не сознавал шаткости собственного положения, веря, что попал в сказку. Когда Книжный Червь ощутил трепет вероятностной ткани и понял, что этот Отщепенец пришел в Ла-Ланг надолго, если не навсегда, – Антон Янович Френкель, студент-третьекурсник института физкультуры, пребывал в коме после удара головой о бортик катка «Авангард», – руки Червя затряслись в предчувствии шанса. Через заложника появлялась возможность дотянуться до Снегиря там, в майорате рыцаря Ордена, куда Червю ход был заказан. Слишком плотный локус, слишком плотский, чтобы найти пищу, как слишком разрежены и зыбки для этого хаотики. Лишь кляксы рыцарей в период между зачатием и окончательным разрывом с автором способны удовлетворить потребности вечно голодных Книжных Червей. Спаситель Отечества II ранга знал это лучше других по причине, которую хотел бы забыть, не являйся она ему в еженощных кошмарах. Рыща в поисках пропитания, Червь знал еще один, беспроигрышный способ обеспечить себя едой надолго, почти навсегда, – знание служило дополнительным источником страшных снов, – но для этого ему требовалась личная встреча с рыцарем Ордена.

46