Орден Святого Бестселлера, или Выйти в тираж - Страница 13

Одеяло накрывает нас обоих с головой.

– Вла-адинька! Мы опозда-а-аем!

Шекель-Рубель капризничает. Это у него в крови: шел бы сам, парился в купе! – нет, обязательно надо уболтать собеседника, заставить проникнуться виной: держал несчастного критика на ветру, голодного-холодного, подверженного менингиту, гепатиту и сибирской язве!..

– Иду, иду!

Когда он поднимается первым, виляя тощим задом, возникает острое желание дернуть критика за хвост. Борюсь с собой всю дорогу до купе и не выдерживаю. Дергаю. Шекель-Рубель оглядывается со скучной укоризной, морща носик, будто я при нем нагадил в Дрезденской галерее.

– У меня будет понос, – деловито сообщает он, веря, что этот факт интересен всем. Наклоняется, загоняя сумку под койку, и повторяет с нажимом: – У меня точно будет по-о-онос. Как всегда, в дороге. Девушка! Де-е-евушка!

Это не ко мне. Это к проводнице, румяной девахе-гренадеру.

– Что вам?

– Де-евушка, скажите, у вас какая сторона рабочая?

– Обе, – ничтоже сумняшеся отвечает красотка, видимо, прекрасно поняв суть вопроса.

Пока я давлюсь хохотом, Шекель-Рубель скорбит над бесчувственностью «отдельных представителей бомонда». Предаваясь шумному ожиданию «медвежьей болезни», прострелу от сквозняков, зверствам таможни и недополучению вожделенной премии. Но скорбь длится недолго: в купе, дыша в рифму табаком и коньяком, ломятся двое наших попутчиков. Монстры жанра – я по сравнению с ними начинающий пижон; соавторы-многостаночники Эльф и Петров, творцы бесконечного фэнтези-сериала «Дюжина кресел, или Златой телец» о похождениях арабского мага Сулеймана бен-Марии. На книжном рынке только и слышишь: «Когда выйдет „Седьмое кресло“? А „Шестое…“ уже разобрали? И доптираж? А правда, что „Первое кресло“ экранизируют под названием „За двумя стульями погонишься…“?!» Кстати, Петров – он не Петров. Это псевдоним. На самом деле он Сидоров. Зато Эльф – взаправду Эльф. Ну, почти. Когда юного Яшу Эльфенберга не хотели брать в университет, то взятка паспортистке сделала свое дело, обрезание состоялось, и на свет родился Ян Эльф (по мне, хрен редьки не слаще). Даже графа «национальность» приобрела соответствующий вид, но никто не знает, какой именно. Яшка категорически отказывается демонстрировать паспорт.

В народе Эльфа дразнят Дваждырожденным.

– Об-струк-ци-я! Об-струк-ци-я! – скандируют соавторы, покатываясь со смеху. Суть шутки понятна лишь им, но я ловлю себя на желании вновь начать ржать. Это нервное. Предвкушаю, значит. Застоялся, пора рвануть.

Гудок.

Плывет Вавилон за окном.

– За удачную дорогу!

– А Березку в «Книжном обозрении» обозрели во все дырки! Заказали девку…

– Знать бы – кто?

– Между первой и второй наливай еще одну!

– Пол-лю-ци-я! Пол-лю-ци-я!

– Валюн, сучий язвенник, пишет: «По молодости лет думал, что трудно быть бездарней Маржецкого. Ан, оказалось, есть еще скрытые резервы – навалом». И как начал тебя, Снегирь, поливать…

– Абзац ему в кегль! Шекель, сало будешь?

– Понос у меня… Ладно, давай. Толще, толще режь, жлоб!

– Перцовочки? Для лучшего стула?

– Акт дефекации закончился успешно! Фекалии были теплые, упругие и высокохудожественные…

Между шестой и седьмой объявилась таможня. Или между седьмой и восьмой? Нет, не помню. Помню только, что Эльф убежал покупать раков, утверждая, будто знает места их зимовки, а вернулся без раков, зато со штофом подозрительной «Старки» и в сопровождении вертухая. Мордатый цербер долго взирал на нашу компанию, шурша бровями, потом раздал декларации. Сыграли в крестики-нолики. Петров спросил, является ли он, Петров, и даже в каком-то смысле Петров-Водкин, произведением искусства. Или, на худой конец, антиквариатом. Шекель-Рубель послал Петрова на вышеупомянутый худой конец и, в свою очередь, начал бурно выяснять условия провоза валюты. Цербер оживился, выгнал всех, кроме критика, из купе, запер дверь и вздернул пытуемого на дыбу. Минут через двадцать, пучась от разочарования, он позвал нас обратно.

– Цель поездки?

– Еду в издательство вычитывать гранки, – сказал я, делая пассы.

Этому сакраментальному заклинанию пришлось обучиться лет пять назад, заехав к друзьям в Ростов. Было шесть утра, вокзал заселяли лишь редкие наперсточники, а меня остановил мент с автоматом и кавказским акцентом. Паспорт его не удовлетворил. Моя заспанная рожа навела на подозрения. И лишь загадочное «вычитывать гранки» – два удивительных, волшебных слова! – дуплетом пробили броню насквозь. Мент вспыхнул златозубым оскалом: «Вах, иди, хар-роший чилавэк! Вижу, ты не фалшивомонэтчик!..» С тех пор «гранки» не раз выручали меня в критические дни.

Но только не сейчас.

– Еще раз спрашиваю: цель поездки?!

– Писатели мы, – буркнул вожделевший «Старки» Эльф и благоразумно добавил: – Бедные…

Морда цербера приобрела странную конфигурацию:

– Писатели? Все?!

– Ага.

– Детективщики?

– Нет. Фантасты.

Цербер просиял. Цербер возликовал. Цербер выгнал сунувшихся было на помощь коллег, заперся с нами в купе и стал подробно интересоваться стандартами «роялти» на десяти тысячах тиража. Также его очень беспокоил пункт 6.5: «При внесении редакторской корректуры более 30 % Издательство вправе снизить авторский гонорар на сумму оплаты затрат и работы специалистов, производивших работу по внесению сверхнормативной правки». Мы объяснили, просветили и утешили.

– Как книга называется? – спросил напоследок проницательный Шекель-Рубель.

Цербер зарделся:

– Я сперва назвал «Уходи с баркаса». Но главред… Сошлись на «Таможня берет добро».